Исцеляющая любовь [= Окончательный диагноз ] - Эрик Сигал

— Конечно. А куда?

— Сама увидишь.

Они сели в машину, Сет развернул карту и показал ей направление к западу от города. Через полчаса они добрались до узкого проселка.

— Сет, мы в какой-то глуши! К чему эти загадки?

— Джуди, я хочу показать тебе одного человека, — ответил он с поразившей ее грустью. — Это мой брат.

— Я и не знала, что у тебя есть…

— Да, — оборвал он, — я стараюсь о нем поменьше думать.

В полном недоумении она двигалась дальше, следуя его указаниям.

Наконец они сделали последний поворот, и Сет объявил:

— Если мы хотим стать друг другу близкими людьми, ты должна знать все, что касается моей семьи.

Они поставили машину во дворе детского приюта Святого Иосифа, и навстречу им вышла розовощекая монашка лет шестидесяти с небольшим.

— С Рождеством, Сет! — тепло поздравила она. — Я знаю, тебе не терпится повидаться с Говардом. Идем скорее!

Парочка проследовала за ней по коридору.

— Он будет счастлив, что вы приехали, — сказала монашка, уходя, и добавила: — Если понадоблюсь, я буду внизу, в игровой.

Сет подождал, пока они останутся одни, и сказал Джуди:

— Надеюсь, это тебя не очень расстроит. Но если ты не познакомишься с Говардом, ты никогда до конца меня не поймешь.

В крошечной комнате на кровати лежал человек — или очень большой мальчик? — на котором было что-то вроде детского подгузника. Назвать его худым значило не сказать ничего. Он был настоящим дистрофиком, сквозь тонкую, светящуюся кожу виднелась каждая косточка. Живое воплощение смерти. Он лежал на спине, ворочая головой из стороны в сторону. Взгляд не фокусировался, с подбородка капала слюна.

При всем своем профессиональном опыте, Джуди внутренне содрогнулась.

— Привет, Говард, — ласково произнес Сет.

Мальчик даже не повернулся.

— Он слышит? — спросила Джуди как можно спокойнее.

— Думаю, слышит. Только слов не понимает.

Повисла тишина, если не считать издаваемого Говардом агуканья.

— Почему он такой худой? — спросила Джуди. — Если он не может глотать, ему могли бы вводить физраствор внутривенно.

— Нет, это делается специально, — объяснил Сет, пытаясь говорить бесстрастно, как подобает медику. — Они держат его в таком весе, чтобы сестры могли его поднимать вдвоем… Ну, когда им надо проделать с ним все, что полагается, — перестелить постель, побрить…

— А подгузник?

— Ему двадцать пять лет, но без подгузников он не может. — Сет покачал головой. — И в таком состоянии он уже больше двадцати лет. Родителям пришлось приложить усилия, чтобы поместить его в частный приют. В государственном заведении он уже давно бы умер, что, возможно, было бы и к лучшему.

В комнате вновь воцарилась тишина, если не считать возни Говарда. Они постояли еще несколько минут. Джуди не могла бы определить выражение, с каким Сет смотрел на старшего брата. Наконец он сказал:

— Говард, я рад был с тобой повидаться. Береги себя.

На обратном пути оба молчали. Сет гадал, о чем думает Джуди. Та пыталась понять, зачем он ее туда возил.

Наконец Джуди спросила:

— Ты боишься, что это что-то наследственное?

Он покачал головой:

— Это не наследственное. Он в четыре года попал в аварию. Ударился головой о приборную доску.

Она помолчала, переваривая информацию.

— А ты где в этот момент был?

— В надежном месте. У мамы в животе.

— A-а, — сказала она, давая понять, что наконец-то все поняла. — Так тебя мучает комплекс вины?

Настала минутная пауза, после чего Сет очень тихо произнес:

— Да. Это ненормально, но я ничего не могу с собой поделать. Я чувствую себя виноватым за то, что живу и двигаюсь в реальном мире, а он пожизненно заперт в этой палате. А родители своим отношением ко мне еще все усугубляют! Не поверишь, но бывали времена, когда мне хотелось поменяться местами с Говардом!

Он зарылся лицом в ладони, тщетно пытаясь отогнать образ брата.

Так и не поднимая на нее глаз, он продолжал:

— А самое смешное знаешь что? Этот парень крепче меня. У меня в детстве была астма, а у несчастного Говарда здоровье хоть куда. Он меня еще переживет.

— Я бы не сказала, что он вообще живет. Он не страдает физически?

— Вообще-то этого никто не знает, — ответил Сет. — Доктора убедили родителей, что он ничего не чувствует. Но мне непонятно, откуда у них эта уверенность, ведь сказать он ничего не может! А понятие гуманности, существующее в этом заведении, меня просто доканывает. Два года назад у него была пневмония, а тетрациклин тогда еще только-только появлялся. Зачем, спрашивается, было из кожи вон лезть и раздобывать редкое лекарство, чтобы только продлить бедняге… существование?

— Это неправильно, — согласилась Джуди. — И, между нами, в моем собственном отделении подобное происходит изо дня в день. Разница в том, что там мы знаем, что больные страдают, но врачи пробуют то один новый препарат, то другой. Для них пациенты — как подопытные морские свинки.

— Так ты, наверное, видела и случаи, подобные Говарду?

Она замялась, но сделала над собой усилие и произнесла:

— Нет. Такого тяжелого случая я еще не видела. И похоже, что конец этому будет не скоро.

Сет печально кивнул и подумал, хватит ли у него духа поведать ей свою тайну.

Что однажды он положит конец страданиям Говарда.

В 1959 году студенты, разъезжающиеся на рождественские каникулы, и не подозревали, какой знаменательный год ожидает их впереди. Они знали только то, что их ждет освобождение от лабораторной рутины.

Они еще не догадывались, что в 1960 году Америка увидит сидячие забастовки на Юге против расовой сегрегации. Что с легкой руки (или ноги) Чабби Чеккера твист захватит всю страну, а Израиль захватит Адольфа Эйхмана.

Что в этом году профессор Теодор Мейман создаст первый в истории прибор на основе эффекта «усиления света в результате вынужденного излучения», получивший название лазера[25].

Что в ноябре на выборах победит молодой Джон Фицджеральд Кеннеди.

И пожалуй, самое важное для их повседневной жизни — в продаже появятся первые противозачаточные таблетки.

Курс назывался «Физические методы исследования в диагностике» и ставил целью научить студентов, до сих пор имевших дело только с трупами, пробирками и собаками, обращаться с больными.